Нейробиология и закон

Нейробиология начинает оказывать фундаментальное влияние на юридическую систему. Данные томографии мозга все больше принимаются к рассмотрению судами в качестве поддержки заявлений о смягчении ответственности, для различения правды и лжи в показаниях, а исследования памяти показывают, что свидетельские показания могут быть до крайности ненадежны. Такое развитие событий ставит под серьезный вопрос процедуры осуждения и наказания преступников.

Задача закона — разобраться, кто прав, а кто виноват, и наказать признанных виновными, повлияв на их поведение. Мозг контролирует любые варианты нашего поведения, и потому развитие нейробиологии соотносится с юриспруденцией.

Разумеется, исследования мозга уже влияют на судебные разбирательства — аж тремя способами. Во-первых, встает вопрос о свободе воли и уголовной ответственности; во-вторых, маячит возможность применять нейротехнологии для различения виновных и невиновных; в-третьих, ставит под сомнение неопровержимость свидетельских показаний.

Всегда ли мы ответственны?
Система правосудия делает большой упор на понятие ответственности. Люди, вольные действовать, отвечают за свои поступки. Нейробиология начинает менять наше представление о свободе воли, и возникает все больше случаев, связанных с доказательствами аномалий мозга, на основании которых виновность подзащитных требует пересмотра.

Первый прецедент возник в начале 1990-х годов в деле 65-летнего директора по рекламе Херберта Вайнстайна, которому было предъявлено обвинение в удушении собственной жены. Адвокат Вайнстайна настаивал, что с его подзащитного необходимо снять ответственность за его действия, потому что киста мозга ухудшила его умственные способности. С учетом этого фактора Вайнстайна осудили за непреднамеренное убийство, а не за умышленное.

Другой пример — дело 2000 года одного американца, внезапно начавшего проявлять педофильские наклонности. Этот человек, в те времена разменявший пятый десяток, работая учителем в школе, начал ходить к проституткам и коллекционировать детскую порнографию, а в конце концов принялся исподтишка заигрывать со своей 12-летней падчерицей. Об этом узнала жена, его арестовали и судили за растление малолетних.

Ожидая приговора, осужденный жаловался на усиливающиеся головные боли, которые стали настолько невыносимы, что его пришлось увезти в больницу на «скорой» за ночь до вынесения приговора. МРТ показала, что у него в правой части орбитофронтальной коры — опухоль размером с яйцо, как раз на том участке, в котором осуществляется принятие решений и регулируется поведение в обществе. Нейрохирурги извлекли опухоль, и неприличное поведение у мужчины как рукой сняло. Примерно через год после операции его педофильские пристрастия проявились вновь, и он опять взялся втихаря посматривать детскую порнографию. МРТ показала, что опухоль повторно возникла на том же месте — в первой операции ее явно удалили не всю. Хирурги вырезали ее еще раз, и поведение мужчины окончательно нормализовалось.

Определение врак и знания вины.
За последние десять лет возрос исследовательский интерес к механизмам обмана, и по меньшей мере две американские компании предлагают услуги фМРТ для определения лжи в судебных процессах. Однако большинство нейробиологов сходятся во мнении, что наше знание о мозге по-прежнему недостаточно, чтобы отличать ложь от правды на основании активности мозга, и все соглашаются, что определение вранья при помощи МРТ не достовернее полиграфа — традиционного детектора лжи.

Сюда же относится и так называемый тест на «знание вины», который, по мнению некоторых ученых, можно использовать, чтобы проверить, не скрывает ли подозреваемый информации о преступлении. В этом тесте подозреваемому показывают детали сцены преступления и параллельно измеряют электрическую активность мозга при помощи ЭЭГ. Электроды способны засекать специфические пики электрической активности мозга под названием «Р300», возникающие откликом на значимые раздражители.

Применяя тест на «знание вины», можно успешно различать «виновных» и «невиновных» участников экспериментальных эмуляций преступлений. Реальность гораздо сложнее тщательно выстроенных в лаборатории ситуаций, в которой проверяли действенность теста, а предметы, примененные в эксперименте, могут быть значимы для подозреваемого по другим причинам и вызывать появление сигнала Р300 и в тех случаях, когда подозреваемый в преступлении не участвовал. Более того, виновные подозреваемые способны применять различные контрмеры — контролировать свои реакции на знакомые раздражители. Тем не менее Индия в 2008 году создала прецедент, став первой страной в мире, где человека осудили за убийство на основании результатов этого теста.

Клянетесь ли вы говорить правду?
Система правосудия главным образом основывается на показаниях свидетелей, которых обычно просят опознать нарушителя закона и предоставить информацию о происшествии. Однако хорошо известно, что наши воспоминания не так уж и надежны, как нам бы хотелось думать, и у этого есть серьезные последствия для применения свидетельских показаний в суде. В 1920-х годах психолог Фредерик Бартлетт произвел серию классических экспериментов, показавших, насколько ненадежны бывают наши воспоминания. Бартлетт написал несколько рассказов, попросил участников их прочитать, а затем, погодя, предложил вспомнить как можно больше подробностей прочитанного. Он обнаружил, что людям невероятно трудно вспомнить содержание текста точно, даже если он был прочитан несколько раз.

Бартлетт пришел к выводу, что память по своей природе восстановительна, а не воспроизводительна. Наши воспоминания событий окрашены нашими же предубеждениями и ожиданиями, а потому в память закрадываются ошибки. Мы не помним события такими, какими они случились, — они слегка искажены, чтобы вписываться в наше существующее знание о мире. Другие исследователи позднее подтвердили открытия Бартлетта. Его работу развили: доказали, что на воспоминания легко влиять — и нечаянно, и нарочно — и можно заставить человека поверить, что полностью ложные воспоминания истинны.